РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ. ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ

 

Продолжаю традицию дарить подарки на праздники и теперь ловите подарок на Рождество, в этой статье мы поисследуем «Рождественскую песнь в прозе», написанную Чарльзом Диккенсом в середине ХІX века. Мой новогодний же подарок, разбор Иронии судьбы, можно посмотреть или прочитать по ссылкам: видео, статья.

В этой статье я попробую ответить на следующие вопросы:

– Почему Скрудж стал таким скупым, хотя изначально был добрым и жизнерадостным парнем?

– Как можно описать способ взаимодействия с миром у старого скряги?

– Смог бы на самом деле Эбенезер так резко за пару ночей перемениться?

– И как собственно связан Чарльз Диккенс с этим неприятным персонажем?

Ну что ж, приступим.

Когда к Скруджу приходит первый призрак, у нас появляется возможность проследить его жизненный путь и поисследовать, что привело его к такому положению дел, что заставило закрыться от мира и сделать деньги единственным предметом, с которым он готов всегда контактировать. Удивительным для меня было обнаружить отсутствие травматического события, которое должно было так кардинально развернуть Скурджа в своем мировоззрении, вместо этого мы видим постепенное очерствение и отворачивание от людей. В книге мы находим слова невесты Скруджа, которая приходит с ним попрощаться. Люси говорит следующее:

Ты слишком трепещешь перед мнением света.

Всем своим  прежним  надеждам  и  мечтам  ты  изменил  ради  одной  –  стать

неуязвимым для его булавочных уколов.  Разве  не  видела  я,  как  все  твои

благородные стремления гибли одно за другим и новая всепобеждающая  страсть,

страсть к наживе, мало-помалу завладела тобой целиком!

«Рождественская песнь в прозе», Чарльз Диккенс

В ее словах мы можем увидеть намек на то, что могло происходить со Скруджем в психологическом плане, что меняло его характер и что формировало это застревание. К сожалению, мало известно про отца Эбенезера, который очевидно был человеком не доброго нрава, он не позволял сыну праздновать с ними рождество и только однажды растаял и разрешил своей дочери привезти брата к ним.

Детство Эбенезера (как и детство Чарльза Диккенса) не было безоблачным и богатым, и скорее всего, когда дела Скруджа пошли в гору и он вошел в высший свет, то попал в своеобразную ловушку. С одной стороны его одолевает большой стыд за свое прошлое, которое всячески нужно скрыть, и параллельно важно поддерживать свое положение в свете как зажиточного джентльмена. Тогда накопление денег – это некая возможность почувствовать себя в безопасности в этой постоянной тревоге притворства. Деньги становятся тем объектом, с которым он может и хочет взаимодействовать, в то время как остальные превращаются в опасные угрожающие тени, что норовят вывести его на чистую воду.

Если описать Скруджа с помощью чувств, то ведущим его чувством становится отвращение, это видно по выражению его лица, опущенные уголки губ, расширенные ноздри. Отвращение – это чувство, которое направлено на прерывание контакта с объектом отвращения, отдаления от него вплоть до сливания этого объекта с фоном, чтобы больше не беспокоил. Герой испытывает презрение к бедным, а презрение, как говорил Ильин в своей книге «Эмоции и чувства» – это социальное отвращение. Его чувство превосходства и максимальное отречение от тех, кто беден, вроде должно защитить его от собственного ощущения ничтожности, которое скорее всего очень велико.

Но вся загвоздка в том, что объект отвращения не может исчезнуть полностью, потому что нищета и невежество окружают Скруджа повсюду и становятся наоборот фигурой, которую невозможно в фоне растворить.

А невозможно их растворить в фоне потому, что следуют они за Скруджем по пятам в виде его собственного жизненного опыта, его прошлого, которого он стыдиться. Эбенезер не принимает в себе это прошлое, и по итогу то отвращение, что испытывает к остальным, очень легко может испытать к себе, когда хоть немного остановиться и задумается. Что собственно и происходит, когда к нему приходят духи. Отрегулированние его границы и отторжение отвратительного от себя происходит через постоянное брюзжание и злость, раздражительность, которая у него проявляется со всеми и по любому вопросу. Забавным является факт, что отвращение, которое регулирует взаимодействие со средой, то есть, регулирует, чтобы со среды к нам не попало ничего невкусного или отравляющего организм, будь то еда или чужие неподходящие установки, здесь у героя настолько жестко регулирует эту границу, что фильтрует практически любой контакт.

Это отвращение  отталкивает любые контакты и взаимодействия, заключает Скруджа в некий футляр, в который никто и ничто не может проникнуть. Ничто кроме денег, в которых наоборот проявляется чрезмерность, жадность. Все другие связи и контакты заменяются контактом с деньгами, непроникновение других объектов компенсируется чрезмерным накоплением денег. Жадность становится сверхкомпенсацией отсутствия других живых связей, компенсацией этого отсутствия энергообмена со средой.

Очень показательно, что люди, в которых присутствует это чрезмерное отвращение – очень худощавы, в то время как у полноватых людей может присутствовать противоположный полюс: подавленное чувство отвращения приводит к слиянию, где сложно определить свои потребности и желания, и можно пропускать в себя много всего чуждого и неудобоваримого.

Примером подобной худощавости и выраженного чувства отвращения может служить критик из мультфильма Рататуй, так же отталкивающий и вредный.

Смог бы Скрудж так кардинально перемениться за несколько ночей? Предполагаю, что мог, потому что призраки, что являлись ему – были чем-то наподобие шоковой терапии. Сначала покойный друг, который показал ужасы скитания после смерти, скованный цепями денежной зависимости, он вызвал безумный страх у героя. Второй призрак возродил много радости и печали, когда пронес Скруджа по его прошлому. Третий призрак вызвал сострадание, познакомив с маленьким Тимом, а четвертый – вызвал ужас и ощущение собственной ничтожности. Призрак смерти помог прикоснуться к этой своей ненужности, прочувствовать ее, долгое время прятавшуюся за презрением и превосходством. Вся эта история с четырьмя призраками, которые посетили Эбенезера, похожа на прикосновение к собственной смерти, ощущение ее дыхания, а это самый терапевтичный момент для человека. Ведь призраки, которые приходят к герою, выходят за рамки обычной жизни, они помещают его в некую мистическую сферу, где возможен мистическое переживание. И все четыре напоминают о смерти и погружают Сркуджа в этот невыносимый опыт. С появлением темы смерти в поле терапевтической встречи появляется самая действенная побеждающая к изменениям сила. Это всегда преображающая и шокирующая встреча.

Отвращение и злость дополнились новыми давно забытыми чувствами радости, печали и страха. Эта шоковая терапия перевернула тень Скурджа наизнанку, где щедрость, добродушие и открытость из теневых превратились в качества Эго, как будто его защита отвращением и презрением была не прожита, а просто-напросто сломана за короткое время. Это похоже на некоторую победу над Скруджом, и я предполагаю, что в этом отразилась собственная победа Чарльза Диккенса.

Отец [Чарльза Диккенса] был человек добрый, нежно любивший семью и старавшийся добросовестно исполнять всякое дело, за какое брался, — но в то же время легкомысленный, нерасчетливый в денежных делах, привыкший жить на широкую ногу и не отказывать себе в разных прихотях. [В связи с чем] ему пришлось прибегнуть к займам.

Между тем кредиторы становились все назойливее: булочники, мясники грубо требовали уплаты по счетам, и дело кончилось тем, что мистер Диккенс был признан несостоятельным должником, арестован и посажен в тюрьму Маршальси. 

Попав в тюрьму, мистер Диккенс, естественно, лишился всякого кредита, и единственным средством жизни семьи осталась небольшая пенсия, которую он получал, потеряв место на службе. Так как этой пенсии не хватало, то приходилось продавать и закладывать разные домашние вещи. Все сделки со старьевщиками и закладчиками мать по большей части поручала Чарлзу. Слабенький робкий ребенок должен был ходить по грязным лавчонкам, выпрашивать несколько лишних пенсов у грубых хитрых торгашей, которых он впоследствии так живо изобразил в своих романах. 

А.Н.Анненская “Чарльз Диккенс. Его жизнь и литературная деятельность”

Никакими словами нельзя передать  тайное страдание души моей, когда я очутился в этой обстановке, когда я сравнивал своих тогдашних товарищей с товарищами счастливых лет моего первого детства; когда я чувствовал, что все мои надежды стать образованным и знаменитым человеком уничтожаются навсегда. Я не могу высказать, как живо помню овладевшее мной чувство заброшенности, беспомощности, стыда за свое положение, страдания от сознания, что все, чему я учился, о чем думал, чем наслаждался, все, что развивало мою фантазию и мое честолюбие, — все отнято у меня и не возвратится мне никогда более. Чувство горя и унижения так глубоко запало в мою душу, что даже теперь, когда я пользуюсь известностью, любовью и счастьем, я часто во сне забываю, что у меня есть любимая жена и дети, что я взрослый человек, и с ужасом вижу себя снова в тот тяжелый период своей жизни.

Чарльз Диккенс

Диккенс скрывал свое бедное детство и долговую тюрьму отца даже от самых близких друзей, каждый раз, вспоминая свое прошлое он ощущал много стыда и боли. Тратя приличные суммы на благотворительность, описывая нищих в своих рассказах, Диккенс при этом попадал и в другой полюс переживания – бережливость.

Страх перед прошлым мог отобразиться в таком персонаже как Эбенезер Скрудж, часть личности самого Диккенса, которая была совершенно противоположна чертам отца писателя, расточительного и небережливого. Чувствуя отвращение к скрягам и сочувствие к бедственному положению простого люда, Диккенс спокойно мог вести внутреннюю борьбу со своим собственным Скруджем, что частично было отображено в фильме «Человек, который изобрел Рождество».

 

Тогда собственная щедрость Диккенса могла быть своеобразной компенсацией черт Скруджа, которые он боялся показать даже себе. Как Скрудж отщепил от себя бедное детство как что-то отвратительное и стыдное, так и Диккенс страшился кому-либо об этом рассказать. Диккенс жесток к Скруджу, он устраивает ему настоящую шоковую терапию, испытание ужасом и смертью ради того, чтобы вывернуть его наизнанку, сломить и сделать открытым и добрым, сделать правильным в мироощущении писателя.

 

Вот на такие мысли натолкнул меня Чарльз Диккенс с его «Рождественской песней в прозе».

Спасибо за внимание! Всем удачи в самопознании!

Посмотреть видео “Рождественская история. Шоковая терапия“.